https://www.facebook.com/dilettanttravelreflections/posts/2836374889768425
Путешествие дилетанта / Amateur's travel
...После
суда она сидела на Шпалерной, в общей камере, довольно многолюдной, и
ожидала отправки в лагерь. Однажды ее вызвал к себе последний из ее
следователей и спросил: «Почему вы не пользуетесь библиотекой? У нас
много книг, вы имеете право…» Гнедич ответила: «Я занята, мне некогда». —
«Некогда? — переспросил он, не слишком, впрочем, удивляясь (он уже
понял, что его подопечная отличается, мягко говоря, странностями). — Чем
же вы так заняты?» — «Перевожу. — И уточнила: — Поэму Байрона».
Следователь оказался грамотным; он знал, что собой представляет «Дон
Жуан». «У вас есть книга?» — спросил он. Гнедич ответила: «Я перевожу
наизусть». Он удивился еще больше: «Как же вы запоминаете окончательный
вариант?» — спросил он, проявив неожиданное понимание сути дела. «Вы
правы, — сказала Гнедич, — это и есть самое трудное. Если бы я могла,
наконец, записать то, что уже сделано… К тому же я подхожу к концу.
Больше не помню».
Следователь дал Гнедич листок бумаги и сказал: «Напишите здесь все, что вы перевели, — завтра погляжу». Она не решилась попросить побольше бумаги и села писать. Когда он утром вернулся к себе в кабинет, Гнедич еще писала; рядом с ней сидел разъяренный конвоир. Следователь посмотрел: прочесть ничего нельзя; буквы меньше булавочной головки, октава занимает от силы квадратный сантиметр. «Читайте вслух!» — распорядился он. Это была девятая песнь — о Екатерине Второй. Следователь долго слушал, по временам смеялся, не верил ушам, да и глазам не верил; листок c шапкой «Показания обвиняемого» был заполнен с обеих сторон мельчайшими квадратиками строф, которые и в лупу нельзя было прочесть.
Он прервал чтение: «Да вам за это надо дать Сталинскую премию!» — воскликнул он; других критериев у него не было. Гнедич горестно пошутила в ответ: «Ее вы мне уже дали». Она редко позволяла себе такие шутки. Чтение длилось довольно долго — Гнедич уместила на листке не менее тысячи строк, то есть 120 октав. «Могу ли чем-нибудь вам помочь?» — спросил следователь. «Вы можете — только вы!» — ответила Гнедич. Ей нужны: книга Байрона (она назвала издание, которое казалось ей наиболее надежным и содержало комментарии), словарь Вебстера, бумага, карандаш ну и, конечно, одиночная камера...
Следователь дал Гнедич листок бумаги и сказал: «Напишите здесь все, что вы перевели, — завтра погляжу». Она не решилась попросить побольше бумаги и села писать. Когда он утром вернулся к себе в кабинет, Гнедич еще писала; рядом с ней сидел разъяренный конвоир. Следователь посмотрел: прочесть ничего нельзя; буквы меньше булавочной головки, октава занимает от силы квадратный сантиметр. «Читайте вслух!» — распорядился он. Это была девятая песнь — о Екатерине Второй. Следователь долго слушал, по временам смеялся, не верил ушам, да и глазам не верил; листок c шапкой «Показания обвиняемого» был заполнен с обеих сторон мельчайшими квадратиками строф, которые и в лупу нельзя было прочесть.
Он прервал чтение: «Да вам за это надо дать Сталинскую премию!» — воскликнул он; других критериев у него не было. Гнедич горестно пошутила в ответ: «Ее вы мне уже дали». Она редко позволяла себе такие шутки. Чтение длилось довольно долго — Гнедич уместила на листке не менее тысячи строк, то есть 120 октав. «Могу ли чем-нибудь вам помочь?» — спросил следователь. «Вы можете — только вы!» — ответила Гнедич. Ей нужны: книга Байрона (она назвала издание, которое казалось ей наиболее надежным и содержало комментарии), словарь Вебстера, бумага, карандаш ну и, конечно, одиночная камера...
izbrannoe.com
Она переводила «Дон Жуана» Байрона по памяти во внутренней…
Комментариев нет:
Отправить комментарий